"С Путиным и с его ордой все ясно"- Борис Филатов дал большое интервью УП

Мэр Днепра Борис Филатов за свою политическую карьеру уже второй раз сталкивается с войной и обороной непосредственно. В 2014-ом после назначения Игоря Коломойского на должность главы ОГА Днепропетровской области Филатов стал одним из замов олигарха. 

Тогда область, в силу географических особенностей и слаженной работы команды днепровских бизнесменов, стала форпостом, отделяющим войну от мирной части украинских территорий. 

Сегодня, спустя восемь лет войны на Донбассе, после февральского полномасштабного вторжения России у Днепра снова стратегическое значение. Однако на этот раз Россия выступила сразу по трем фронтам: с севера, юга и востока. 

Как готовится Днепр, какие военные сценарии развития событий рассматриваются в городе и кто из олигархов помогает в обороне? "Украинская правда" провела три дня в Днепре. 

Интервью с Борисом Филатовым – это первая часть истории о городе. 

"Сейчас мы уже понимаем, что война – это надолго"
– В 2014-ом году была, так сказать, первая фаза войны. Сейчас 2022-ой год. Скажите, пожалуйста, верили ли вы, что будет полномасштабное вторжение? Что вы подумали, когда это произошло?

– Как все нормальные люди, я до конца не верил в то, что в начале 21-го столетия будет такая страшная война. Любая человеческая психология не может воспринять это. Хотя, естественно, когда уже перед войной за 2-3 недели начала обостряться ситуация в информационном поле, я очень сильно переживал, сидел все время в телефоне, читал разную аналитику. 

И 24-го числа, я помню это совершенно точно, я ночевал у себя на даче, не спал, сидел, ковырялся в телефоне. Перед этим мне еще позвонили наши военные, говорят, что, ты знаешь, похоже, что вот-вот начнется. Но опять же – я гнал от себя эти мысли.

И откуда я узнал, что началась война, мы с Кристиной Бердинских (журналистка НВ – УП) – друзья, и она пишет: "Война началась, Киев бомбят". И у меня всплывает это сообщение в Фейсбуке. И только я его прочитываю, я слышу справа и слева звуки. Моя дача находится между военными частями, это Гвардейское и Черкасское, а справа – аэропорты. И начались прилеты. И жуткое такое ощущение, я как бы сам себе говорю: ну все, началось. 

И почему жуткое? От взрывов возле реки поднялись просто тысячи птиц, и они полетели, закричали и улетели в неизвестном направлении. Я собрал вещи и поехал на работу.

– Можно ли вообще привыкнуть к этому ощущению? Вот у вас постоянно каждый день – новые вызовы, оборона, задачи…

– Я вам скажу так, что, наверное, психоэмоциональные качели есть у любого человека. То есть, не могу сказать, что я впадаю в депрессию или в эйфорию, но очень тяжело психологически, особенно в таком режиме смириться с происходящим. 

Поэтому иногда, конечно, становится грустно. Иногда, например, после того, как наши подбили ракетный корабль "Москва", сразу настроение поднимается. 

Но привыкнуть к войне очень тяжело. Сейчас мы уже понимаем, что война – это надолго, поэтому надо беречь силы как физические, так и моральные.

– В Киеве я неоднократно слышал о том, что у вас в Днепре есть свой эффективный стиль управления во время войны. Что это за стиль? Как его можно охарактеризовать?

– Это действительно так, и я вам скажу, у нас вчера был большой селектор с Офисом президента, мы общались, все губернаторы, мэры областных центров. И нас – я могу об этом говорить, я этим горжусь, – я имею в виду Днепропетровскую область, поставили в пример по координации и взаимодействию. 

Стиль заключается в чем? Первое: у нас нет никаких межличностных конфликтов и перетягивания одеял между разными ветвями. То есть, мы все прекрасно понимаем, что есть единый руководитель военной администрации Валентин Михайлович Резниченко – это наш руководитель. 

Второе: мы не выясняем между собой никакие отношения, мы все – единый кулак. Я как мэр областного центра, председатель областного совета Коля Лукашук, руководитель территориальной обороны города Геннадий Корбан и пятый человек, это Александр Вилкул, руководитель Криворожской военной администрации. Мы постоянно во взаимодействии и координации, и даже с Сашей у нас были разные периоды отношений, очень сложные. Сейчас мы с ним по три раза в день созваниваемся, поддерживаем друг друга всем, чем только можно. 

И третье: мы предпочитаем меньше говорить и больше делать. Война – это путь обмана. И поэтому, когда, скажем, некоторые наши коллеги, я опять же не буду упоминать никакие фамилии, записывают видосики в Фейсбуках, в ТикТоках, постоянно события комментируют, иногда даже лишнее говорят на грани балансирования военной тайны, мы просто молча готовимся. 

Конечно, у нас было время хорошо подготовиться, и мы готовимся каждый день все дальше и дальше, потому что героический опыт Киева, Чернигова, Сум, Мариуполя дали нам возможность, чтобы мы готовились. 

– Как часто есть связь с Киевом, с Офисом президента?

– Ну, с Кириллом (Тимошенко – УП) мы разговариваем раз в три дня, например. И опять же, когда есть насущные вопросы, потому что я прекрасно понимаю, что все – люди занятые. 

В постоянной переписке я с Алексеем Резниковым. У нас давние дружеские отношения. И если возникают какие-то вопросы, мы постоянно коммуницируем. При этом я не пытаюсь, скажем, навязать какие-то наши проблемы, мы предпочитаем их решать самостоятельно, а не перекидывать на вышестоящих товарищей. 

– Были военные действия при президенте Порошенко, сейчас военные действия при президенте Зеленском. Вы взаимодействовали с тем президентом, теперь – с этим президентом. Как то время отличается от нынешнего?

– Сравнивать тяжело, да, наверное, и не нужно. Потому что объем естественно решаемых задач и объем военных действий просто напросто несопоставим. И тогда у нас была нормальная коммуникация – Пашинскому, Авакову, Турчинову можно было дозвониться в течение получаса. И сейчас у нас есть нормальная коммуникация. Может, не такая быстрая, потому что объем задач гораздо больше у Офиса президента и других ответственных товарищей. Я бы не сравнивал. 

Понимаете, эта война, она на выживание, за государственный суверенитет независимой страны. Поэтому тут все понимают, что вообще происходит, и все понимают меру ответственности. И, естественно, все понимают, что должны держаться друг друга и постоянно находиться во взаимодействии. 

 
"Они дойдут туда, где мы можем их остановить и, поверьте, мы для этого сделали очень много"

– В каком состоянии сейчас город?

– Обстановка напряженная, но абсолютно контролируемая. Если мы говорим, например, за продукты питания, за обеспечение медициной, то у нас и запас продуктов питания на несколько месяцев, городские больницы обеспечены всеми необходимыми медикаментами. Много, кстати, опять же на горизонтальном уровне нам помогают другие военные администрации. 

У меня прекрасные отношения с Максом (ред. Максим Козицкий – УП), это Львовская военная администрация. Я попросил специфические лекарства, которые тяжело найти, они прислали большое количество. С Закарпатьем я много общаюсь, с Черновцами я много общаюсь. 

Звонят все мэры, я даже не могу всех перечислить, потому что кто-то обидится, если забуду. Причем не я им звоню, а они мне звонят. Говорят: "Борь, тебе что-то надо?" Я говорю: вот то-то и то-то. "Сейчас мы тебе пришлем". 

Если мы говорим о психоэмоциональной обстановке в городе, то, конечно, она очень напряженная. Тем более, что сильно обострились ракетные обстрелы, и это очень неприятно. Потому что с учетом того, как они шмаляют квадратно-гнездовым способом и попадают часто в том числе в жилые зоны. Естественно, народ переживает. Но при этом я не наблюдаю большого оттока людей из города. Более того, очень многие начали возвращаться. 

Третье – это беженцы. Мы стали в результате нашего географического положения – между тремя фронтами – таким гуманитарным транзитным хабом.

Мне тяжело посчитать всех, кто у нас есть, потому что многие не хотят регистрироваться как внутренние переселенцы, многие проезжают транзитом. Но мы оцениваем, что сейчас в городе где-то больше 60 тысяч переселенцев.

Очень сильно сейчас поехал Донбасс: из Краматорска, Мариуполь до этого через Запорожье доехал. Поэтому с переселенцами много проблем. Мы их решаем, расселяем, кормим, восстанавливаем документы, выдаем предметы гигиены.

Но я, как бы, всем рекомендую ехать дальше, в более безопасные места.

 
– Есть ли сейчас статистика – сколько днепрян уехали из города? 

– Скажем так, в условном приближении, исходя из железнодорожных данных, это где-то 200 тысяч человек. То есть, мы считаем, что пятая часть города выехала. 

– Есть ли сейчас сценарий развития событий в контексте Днепра?

– Сценарий я не хотел комментировать. У меня на этот вопрос, который очень часто задают журналисты, один единственный ответ. То есть: там какой-то New York Times что-то написал, что на Днепр нападут и прочее. С Путиным все понятно и с его ордой – они остановятся там, где мы их сможем остановить. А лучше, естественно, отбросить. 

Я не верю в тот сценарий, что прям они прорвутся сейчас и пойдут к Днепру колоннами и маршем, потому что им, естественно, сейчас нужно решать проблему Донбасса, если можно использовать такой термин, хоть он абсолютно некорректный. Дальше будем смотреть, насколько успешно будут идти боевые действия на Донбассе. 

А так, опять же, повторю: они дойдут туда, где мы можем их остановить и, поверьте, мы для этого сделали очень много, для того, чтобы их остановить на подступах к области, и продолжаем этим заниматься постоянно. А дальше все будет зависеть от успехов на фронте. 

Все мы молимся и помогаем ВСУ и терробороне.

"Вот когда мы победим, мне просто интересно, как они приедут и с какими глазами будут это все объяснять"

– Как ведет себя днепропетровская элита во время войны? Были ли, например, люди, к которым вы или представители вашей команды обращались за помощью, а они отказали? Были ли люди, которые просто сбежали и не участвуют?

– Тут надо определиться, кого мы считаем элитой. Если мы говорим про бизнес и общество, то очень многие предприниматели, владельцы автосалонов, мастерских, отдавали свои машины, делают ремонт техники, какие-то цеха у них работают. То есть, народ полностью был в эту историю интегрирован. 

В первые дни войны варили ежи противотанковые, делали звездочки, чтобы бросать под колеса техники. Все работают на победу, на фронт. 

Если мы говорим про олигархов, то, например, если говорить про предприятия Виктора Михайловича Пинчука, то они полностью тоже интегрированы и помогают техникой, строительными материалами. На базе поликлиники своей заводской оказывают медицинскую помощь переселенцам. 

Если мы говорим про Игоря Валерьевича Коломойского – я не знаю, где находится этот человек. Кто говорит, что он находится в Днепре, кто говорит, что он находится в Буковеле. То есть, его на горизонте не видно вообще, просто не видно. Ощущение, что его не существует. Может, он где-то в  Буковеле кому-то помогает, я не буду это комментировать… 

Там недавно один его подручный давал интервью телеканалу 1+1 и сказал, что он многим занимается, но не хочет на этом пиариться. Ну, пусть покажет, чем он занимается с точки зрения защиты родного города, который сделал его мультимиллиардером. В территориальной громаде у него много родственников, друзей... 

То есть, если мы говорим от имени штаба обороны, это ноль, это зеро. О его местонахождении тоже не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, где он находится. 

Были у нас еще патриоты, которые про себя в 14-15-ом году снимали фильмы, чуть ли не хотели прибить на одно здание, где у них был штаб, в кафе мемориальную табличку… Показывали этот фильм по уважаемому 5 каналу, как они от сепаратистов Днепр отбили. Но те вообще просто собрали вещи и уехали. И все. На первый или на второй день войны.

– Вы имеете в виду господина Петровского?

– Конечно. Я могу четко назвать эту фамилию. Почему? Потому что, во-первых, они декларировали, что они большие патриоты – раз. А во-вторых, они всегда рассказывали, какие они страшные, смелые, песни про себя снимали, записывали: "мы те, кто пули не боятся". 

Есть, правда, другой вопрос: каким образом они могли пересечь границу, будучи военнообязанными. И второй вопрос: куда делся их подручный товарищ криминальный авторитет по кличке Умка, который находился под подпиской о невыезде? То есть, он тоже дематериализовался. 

Наверное, им кто-то оказывал какую-то помощь при переходе через границу. Я думаю, что после войны нужно с этим вопросом будет разбираться. 

А с другой стороны, они полностью себя обнулили в глазах в том числе своего криминального "середовища". 

То есть они – охрана, автоматчики, нападение на журналистов, полный правовой нигилизм. Но когда произошла война, они просто, как крысы, убежали из родного города. 

Вот когда мы победим, мне просто интересно, как они приедут и с какими глазами будут это все объяснять. В первую очередь, своим друзьям, близким, родственникам, знакомым, партнерам по бизнесу. Ну, наверное, я даже уверен, что они будут рассказывать, что мы за границей организовали подполье и партизанскую войну. Пусть рассказывают.

– В контексте Игоря Коломойского, как вы считаете, нужен ли и важен ли Игорь Коломойский сейчас для обороны города? 

– Я бы не говорил о нем как о персоналии, я бы говорил о нем как о человеке, который обладает большим финансовым ресурсом. Понятно, что последние его недоразумения с американской стороной, санкции, проблемы с правоохранительными органами, которые, кстати, он успешно решал, наверное, где-то истощили его гаманець. 

Но при этом я уверен, что у него есть достаточно финансовых ресурсов для того, чтобы помогать своей стране и своему родному городу.

Поэтому, с точки зрения персоналии, я думаю, что его значимость не имеет никакого значения. А с точки зрения финансового ресурса, организационного, у него есть предприятия, которые работают, которые могут быть интегрированы в оборону – это, конечно, имеет значение.

Для нас каждый человек, у которого есть ресурс, имеет значение. Но, к сожалению, мы его не наблюдаем.

 
– Можно ли сейчас выделить конкретные категории – что сейчас нужно городу на этом этапе?

– Да, конечно. В первую очередь, нас интересуют большие запасы продуктов. То, что можно заложить в стратегические запасы на случай, если не дай Бог что. 

Потом у нас есть соответствующие указания со стороны центральных органов власти – мы формируем большое количество продпайков. Мы (я имею в виду военная администрация) их расфасовываем и рассылаем, например, в другие области, которые вышли из-под оккупации – Черниговскую область, Киевскую. Поэтому нас интересуют продукты, первое. 

И второе – нас интересуют лекарства. То есть лекарства есть, но вопросы, связанные с онкозаболеваниями, инсулин, специфические лекарства, дорогие, их, к сожалению, не хватает. 

И третье, чего просто катастрофически не хватает, и мне это подтверждают и закарпатские мои коллеги, это так называемое железо. Что такое железо? Это аппараты Илизарова, все, что используется при операции после минно-взрывных травм.

К сожалению, это расходный материал. То есть к нам приезжают военные, гражданские после Краматорска. Мы им ремонтируем конечности, стабилизируем и потом отправляем дальше. И, естественно, это железо уезжает с ними, и нам его начинает катастрофически не хватать. 

Поэтому, пользуясь случаем – у вашего уважаемого издания очень большая аудитория, – вот кто хочет помочь нашим городским больницам, больнице Мечникова, военному госпиталю железом, мы берем железом. 

– Вы начали кампанию, вы много об этом говорите и публикуете – вы обратились с призывом о помощи к разным мировым звездам. Какая там ситуация? Я видел уже несколько обращений разных звезд.

– Представлю нашего уважаемого товарища и партнера, человека, который сегодня буквально записал такое обращение. Это знаменитый американский генерал, который входил одно время в сотню самых влиятельных людей мира – это Мартин Демпси, бывший руководитель объединенных начальников штабов США. Поэтому мы обращаемся ко всем, просим помощи везде. 

Естественно, такой вклад, как дал мой близкий друг Макс Поляков – миллион долларов – у нас таких донаций не было. Нам помогло одно посольство азиатской страны. Не раскрывая всех наших благотворителей, деньги идут, но не так быстро, как бы хотелось.

Очень многие помогают. Есть очень много разных достойных фондов: "Повернись живим", у Притулы фонд – они все собирают деньги. Но опять же, пользуясь случаем, я бы очень просил, чтобы в том числе реквизиты нашего фонда тоже были опубликованы (информация о фонде в конце интервью – УП). Мы готовы отчитаться за каждый цент, за каждую копейку. 

Есть перечисления в криптовалютах. Но, к сожалению, за криптовалюты сложно покупать то, что нам надо. То есть это такой, знаете, денежный суррогат. Нас в первую очередь интересуют финансы. 

– Я видел ваши заявления о том, что разные города Израиля помогают, и также читал, что вы критиковали позицию официального государства Израиль. Как вы оцениваете вообще участие и помощь Израиля в нашей войне и почему именно так происходит?

– Во-первых, я четко разделяю народ Израиля и его правительство, правительство Беннета, которое заняло, я считаю, абсолютно аморальную позицию в этой ситуации. 

Естественно, у Израиля сложная внешнеполитическая, географическая ситуация. Понятно, что они не хотят ссориться с русскими, которые контролируют сирийское небо. Это геополитика, мне тяжело это комментировать. 

Но есть совсем другие вещи. Это грязные русские деньги – то, что они туда едут, то, что Израиль не присоединился к санкциям.

Есть и другие триггеры, на которые нужно обращать внимание, а не просто прикрываться, что мы вам не дадим военной помощи, потому что не хотим ссориться с русскими. 

 
– Остаются ли в городе люди, продолжающие работать на Россию, в интересах России, продолжающие отстаивать какие-то ценности русского мира?

– В публичной сфере, естественно, нет. Во-первых, даже те, кто испытывал какую-то симпатию, иллюзии, после того, как наши города начали бомбить ракетами, а тем более бомбами и артиллерией ствольной, поняли, что все симпатии и иллюзии улетучились. Это первая причина.

А вторая заключается в том, что высказывать эти симпатии сейчас вообще опасно. Потому что работает Служба безопасности. 

 
"Это черно-белая война, она идет в четкой, понятной парадигме"

– Есть ли какие-нибудь чиновники, бежавшие из города в начале войны? Судьи, прокуроры…

– Смотрите, судей, прокуроров я не знаю, я за ними не слежу. Но, например, я встречался с Ириной Венедиктовой, с нашим областным прокурором. Я понимаю, что коллеги не будут мне рассказывать о своих сложностях, но меня убедили в том, что реально нет оттока прокуроров из города. 

Если мы говорим о муниципальных чиновниках, за которых я отвечаю, многим мной было разрешено, естественно. Женщинам я сказал: "Девочки, я не буду вас держать, езжайте". Но уже вернулись, вернулись на рабочие места, всем занимаются. 

Мэрию мы сейчас полностью распустили, все работают дистанционно. Потому что в мэрии находиться опасно. Мы же не понимаем, куда они захотят засандалить очередной ракетой после Николаевской администрации. Поэтому мэрия функционирует, все находятся дистанционно, и в том числе четыре пятых городского совета находится здесь, в городе. 

Я ни в коем случае не склонен осуждать людей, которые приняли решение уехать, особенно если идет речь о женщинах или пожилых женщинах, или женщинах с детьми. Это вообще аморально. Я всегда об этом говорил, что если есть какая-то возможность уехать – материальная, финансовая, родственники – то, наверное, лучше пересидеть это в более спокойных местах. 

А так депутаты все на месте. У нас есть целая ветка депутатская, все строчат друг другу сообщения. Депутатским корпусом я могу гордиться, вне зависимости от их принадлежности. 

– В Беларуси и России открыли на вас дело. Зачем они это делают?

– Мне очень тяжело комментировать бред воспаленного разума. Я думаю, что их логика очень проста. Они хотят меня как одного из самых активных медийных персонажей просто запугать. У меня огромное количество подписчиков на Фейсбуке, меня читают везде – и в Беларуси, и в России. Хотят меня как-то психологически дестабилизировать. 

– Был 14-й год, сейчас 22-й. Как вы для себя внутренне объясняете – вы вынуждены этим заниматься? Как вы воспринимаете свою деятельность сейчас и тогда?

– Я, честно, всегда очень тяготился своей работой. Я всегда рассказывал, что не испытываю особого счастья здесь. Эта работа – постоянный стресс. Я был богатым человеком, я никогда не собирался идти в политику. Меня, как бы, история 14-15-го года затянула. Я думал: ну, сейчас отобьемся, сразу уйду с поста. Отбились с горем пополам, хотя половина Донбасса оккупирована. 

Потом приходят говорят: ну, вот, давай, ты ж такой молодец, баллотируйся в Верховную Раду. Потом: давай, ты такой молодец, люди, общественность, активные граждане, давай в мэры! Чего в мэры? Приносят социологию, там написано четко, что если я не буду баллотироваться, Александр Юрьевич Вилкул победит – ты единственный, кто у него может выиграть. Ну, пошел. 

Но я никогда себе не мог представить, что я буду сидеть на таком вулкане, на котором сижу сейчас. И при этом я понимаю, что я лидер территориальной громады, я – мэр, за мной стоят сотни тысяч людей, они верят в меня. 

Это черно-белая война, она идет в четкой, понятной парадигме, которая существовала со времен Древнего Рима. И есть такое выражение латинское, на латыни точно не вспомню: за очаги и алтари. Вот мы воюем за очаги и алтари. Это наша страна, это наши очаги, это наши дома, это наши алтари, это могилы наших родителей. Все.

 
– Что вы сделаете в первую очередь после нашей победы?

– А я уже знаю, мне жители уже сделали заказ. Они сказали, чтобы я накрыл большой стол на центральной площади. И все придут со своими продуктами, будем жарить сосиски. Может, даже выпивать по 50 грамм. 

Все хотят устроить большой банкет, это четко жители пишут: давайте соберемся, утроим просто народные гуляния. 

– А вы уже думали о том, вот война закончится, вы останетесь в политике?

– Честно скажу: не хочу. Вот не хочу. Я и на вторую каденцию не хотел идти – так, с большим скрипом. Тут же как? Рубль вход – десять выход. Уже не пытайся с этой истории соскочить. Я своей жене просто поклялся, что я не буду баллотироваться на третий срок. 

А сейчас я не знаю. Это, знаете, как у Булгакова, "Белая гвардия", тебя эта воронка закрутила, и ты не понимаешь, где тебя выкинет, на каком берегу. 

Сейчас мы в рамках АМУ (Ассоциация мэров Украины – УП) выясняем отношения с парламентом. Я подчеркиваю – не с Офисом президента, а с вот этими идиотами, народными избранниками, которым, видать, сейчас нечем заняться, и они начали генерировать какие-то смыслы. 

Сейчас есть несколько законопроектов: вчера мы с Чернышевым выясняли отношения, со Шмыгалем – у местного самоуправления хотят забрать половину налогов. Второе: местному самоуправлению запретить платить зарплаты без согласования с военной администрацией. Сейчас все мэры показали всей стране, всему миру, насколько вообще Украина крепка местным самоуправлением. А депутаты все время нас пытаются как-то размыть и ограбить. 

 
"Наша задача, задача Вооруженных сил, если мы говорим за Днепр – не подпустить их до рубежей, по которым они могут нанести и наносить удары"

– Есть ли у вас столичные амбиции? 

– Нет, у меня столичных амбиций нет и никогда не было. Мне хорошо, это мой любимый город. Здесь все, что меня держит. У меня нет столичных амбиций совершенно и никогда не было, что бы там ни рассказывали. 

Сейчас задумываться о каких-то амбициях, наверное, вообще нет смысла.

Нужно однозначно победить, спасти страну, спасти как можно больше людей. Потому что, вот мне Влад Атрощенко звонил. Я вам честно скажу – это невозможно слушать. 

Он говорит: нет Чернигова – его просто разобрали на куски. При том, что мы с Владом были не в очень хороших отношениях одно время, он – настоящий герой. И то, что он рассказывает – это не умещается в голове. То, что рассказывает мне Игорь Терехов – это тоже не умещается в голове. 

Они каждый день бомбят Харьков, запустили какие-то ракеты в парк Горького, который Гена, покойный, Кернес строил – в лучший парк Украины.

Поэтому однозначно мы должны сейчас решить эту задачу и победить. А после этого уже будем задумываться об амбициях. Амбиций сейчас нет вообще никаких.

– Допускаете ли вы, что то, что враг делает с Харьковом, может случиться с Днепром? 

– В начале нашего интервью я и сказал, что фактически они остановятся там, где мы их остановим.

Поэтому наша задача, задача Вооруженных сил, если мы говорим за Днепр – не подпустить их до рубежей, по которым они могут нанести и наносить удары. 

Сейчас же схема войны полностью поменялась. Если раньше они ехали с колоннами в надежде на то, что тут все сдадутся и будут их встречать с цветами, то сейчас они начинают окапываться, вести дистанционную войну. Они просто нас лупят, города лупят издалека.

Причем они лупят не просто так. Они тупо бьют по городской инфраструктуре, по хлебзаводам, по складам продуктов, по станциям газораспределительным, по газоцентралям. Вот мне Серега Сухомлин (мэр Житомира – УП) рассказывал: взяли неуправляемую бомбу и сбросили на теплоцентраль. 

Мы прекрасно понимаем, что их задача – это максимальное разрушение и обустройство хаоса. Причем я так понимаю, что у них еще и задача дальнейшая в том, чтобы Европа вообще взорвалась от такого миграционного кризиса. 

Вы же помните, тот кризис, когда на границе Польши и Беларуси бегало каких-то 300 или 500 сирийцев, и они говорили: вот, это миграционный кризис. Нет, миграционный кризис уже сейчас. Я так понимаю, что они, в том числе, и на это рассчитывают. Это нелюди. 

У меня нет слов в отношении их армии, их людей, их правительства. 

– Ваша задача – не допустить их к Днепру, не дать им возможности…?

– Пулять. Конечно. Вот мне Влад сказал Атрошенко ключевую фразу. Он говорит: "Борь, у тебя пока есть время, трать любые деньги на строительство оборонительных сооружений". 

Потому что ни одна потраченная сумма на строительство оборонительных сооружений не может сравниться с тем, сколько будут стоить разрушения, когда они могут подползти и начать присылать сюда бомбы и ракеты. Вот наша задача такая. Поэтому мы и тратимся на оборонительные сооружения – копаем, копаем, строим, строим. 

Ну, об этом говорить не буду – где и как и каким образом. Мы готовимся. 

Автор: Михаил Ткач, УП.